Вернуться к оглавлению:
http://balabanova.ucoz.com/publ/memuary/osennie_razdumja/14
О шашках...
В первом или втором классе отец научил меня играть в шашки, и я
обыгрывала всех ровесников-мальчишек в округе.
Доску рисовали на листе картона, а шашками были осколки фарфоровой посуды:
белые и темно-синие, их около частных домов валялось предостаточно. Мальчики
хорохорились, проигрывая девочке: «У моего папы ты бы никогда не выиграла!», но снова и снова просили сыграть в надежде на удачу.
Вскоре после развода с отцом мама получила комнату в бараке, мы
переехали, и я стала забывать о шашках. Однажды летом, когда я окончила седьмой
класс и читала во дворе на завалинке, а девочки играли в волейбол, на крыльцо
барака вышел юноша (Лёша) и спросил желающих сыграть с ним в шашки. Желающих
оказалось много, но все проиграли, и только я сделала ничью. Он очень удивился и предложил играть по пятьдесят
партий каждое воскресенье и уже – по настоящим правилам, без, так называемых, фуков, с которыми играли в детстве.
Вначале счет был 49:1 в его пользу, потом 48:2 и т.д. А потом всё наоборот, и,
наконец, 50:0 в мою пользу. Лёша решил, что мне играть с ним не очень интересно
и пригласил своего, более сильного, друга. И всё повторилось, только гораздо
быстрее. Потом привели чемпиона их техникума, и снова тот же результат. Я
выиграла первенство своей школы, и старшеклассники стали приглашать меня по
выходным (в школе было что-то вроде клуба по интересам) на шашечные баталии.
Мальчики так же переживали, как мои партнёры в детстве, и кичились
своими отцами. Проигрывала мне в шашки и чемпионка школы по шахматам – большая
умница с математическим талантом. Гораздо позднее в турнирах среди мужчин
чемпион области по шахматам, участвуя в шашечных турнирах, часто занимал место
за мной, и каждый раз недоумевал: чего же в этих шашках такого, что невозможно
понять их душу. А я, видимо, эту душу поняла и очень благодарна отцу за науку,
так как физические виды спорта мне
были недоступны из-за двух пороков сердца.
Знакомые настойчиво советовали пойти летом в Городской сад, где на
веранде сражались люди разного возраста и умения, в том числе и разрядники. Но
я пошла туда только после окончания школы и медучилища, когда до отъезда по
месту распределения оставалось не более десяти дней.
Встретили меня радушно, даже предложили похлопотать об изменении
направления на работу, чтобы оставить в Тюмени (через спорткомитет это было
возможно), но я отказалась. Вернулась я в Тюмень через год с небольшим (вместо
трёх), потому что мама получила производственную травму: кто-то на почте не
глядя включил транспортёр, и она лишилась трёх пальцев правой руки. После
возвращения я сразу устроилась на работу, а в выходной день явилась в Горсад.
Это был сентябрь 1960 года, и с этого времени начался отсчёт знакомства с
лучшей в мире «командой молодости нашей» и моей подругой Люсей, которая, хоть и
не играла в шашки, но знала многих спортсменов через меня. Вскоре состоялось
первенство города среди мужчин, и я выполнила там третий разряд. В каждой
области, кроме, пожалуй, Свердловской, а также Якутии, Башкирии и
городов-мегаполисов очень мало женщин, всерьёз занятых шашками, и часто
приходилось играть в своих областях в мужских турнирах.
В апреле 1961 года в составе сборной команды Тюменской области я
поехала на лично-командный полуфинал России в г. Томск. Теории я не знала,
сама высчитывала всем давно известные ходы в той или иной позиции. В поезде мне
показали так называемый треугольник Петрова, те есть, как ловить тремя дамками
одинокую дамку противника, конечно, если она не находится на главной дороге. По правилам выиграть
надо было в такой ситуации за пятнадцать ходов, иначе засчитывалась ничья. Мне
такой случай вскоре представился: я построила треугольник за восемь ходов и
выиграла. Оказалось, что можно было выиграть за семь, и один из членов команды
сделал мне мягкое замечание: «А, если бы этот ход был пятнадцатым, а не
восьмым?» Женщины других команд удивились мягкости замечания, так как их бы послали очень далеко. Больше замечаний я
не получала, потому что билась за каждую половинку очка. Открытий в шашках я не делала, просто очень старалась не подвести
команду. Только в личных чемпионатах и только с амбициозными участницами, которые назубок знали, как надо
ходить, но не знали ответа на неправильный
ход, я изредка позволяла себе риск – и ни разу не ошиблась.
В Томске турнир проходил в Планетарии с очень толстыми стенами, и шум
с улицы нам не был слышен. 12-го апреля был последний день соревнований; мы
выиграли у команды Омска, счастливые вышли на улицу, хотя в целом сыграли
средне, и поняли, что в стране что-то
произошло. Весна на юге Западной Сибири часто бывает очень тёплой, и тогда было
не менее двадцати градусов: женщины в креп-жоржете и крепдешине, танцы, песни,
поздравления, поцелуи. Молодой студенческий Томск ликовал, радуясь полету
Гагарина.
В Томске играла и команда из Вятки; на женской доске была чемпионка Кировской области Маргарита Букова,
но, когда играешь за команду, мало кого вокруг замечаешь. Подружились мы на
женском чемпионате России в Пятигорске, когда жили в одном номере гостиницы.
Это был 1968 год, тем не менее, от того Апреля можно начинать отсчет нашего
знакомства, и, если доживем, весной 2011
года отметим пятидесятилетие нашей первой встречи, когда наша страна будет
отмечать юбилей первого полета в космос. Другую кировскую шашистку – Алевтину
Тетенькину – я тоже знаю, и было приятно встретиться в Вятке спустя много лет и
вспомнить молодость.
Один из участников нашей команды окончил Томский политехнический
институт и ностальгически водил нас по городу, знакомил с речками Ушайкой и
Басандайкой (не знаю, как пишется, названия помню только по слуху), другими
близкими ему местами.
И ещё мне запомнился один случай из моих первых соревнований на
выезде. Примерно в середине турнира я довольно быстро сыграла свою партию и болела за своих: мы никогда не уходили,
пока не сыграет вся команда. Вдруг ко мне подошёл серьёзный и симпатичный
мужчина, мастер спорта по шашкам, томич и, как потом выяснилось, доктор наук,
вынул из кармана два билета и сказал, что посчитал бы за великое счастье
сходить со мной в театр. Я чуть не успела ответить утвердительно, как вдруг спиной
почувствовала, как напряглась моя команда и мягко отказалась.
Со своей командой я объездила всю страну от Калининграда до
Владивостока. Много раз участвовала и в личных соревнованиях. В том же
Пятигорске, о котором уже упоминала, была дважды. Однажды в нашу лабораторию,
победившую в соцсоревновании, поступила заграничная
путёвка на Фестиваль молодёжи и студентов. Сотрудников было двести сорок
человек, но путевку единогласно решили отдать мне. А я в это время защищала
честь Тюменской области на чемпионате
России в Пятигорске. И вместо меня за границу поехала другая девушка, которая потом долго ходила очень
гордая, а я… пропустила эту единственную возможность, потому что на следующий
фестиваль не проходила по возрасту.
Трижды мне посчастливилось играть в Риге. Знакомые заранее предупредили, что в первый
же день приезда нужно попытаться купить билеты на концерт органной музыки. В
мой первый приезд с билетами очень повезло, но совсем не повезло с партнёром по
шашечной партии: в чисто ничейной ситуации он надеялся, что я ошибусь, и тянул
время. Когда товарищ всё же снизошёл согласиться на предложенную ему ничью, я
выскочила из зала и, к счастью, сразу же поймала такси, успев к самому началу
концерта. Не знаю, от пережитого ли только что страха не успеть в Домский
собор, от многолетней ли мечты услышать чудо-орган, я не испытала трепета от
музыки Баха. Но, когда во втором отделении хор наверху сначала простонал, а
потом запел «Реквием павшим в Великой Отечественной войне» местного
композитора, со мной случился какой-то «столбняк», и я долго не могла отойти от
этого состояния. Это было скорбное чудо!
Я люблю Ригу с её культурой, цветочными базарами, возможностью купить
цветы на улице даже в полночь (соревнования всегда устраивались в конце июля),
с её парадом судов по Даугаве в день военно-морского флота, но кровной связи я
не почувствовала. Я тогда ещё не знала, что после революции там какое-то время
жила семья деда, а значит и мой отец. Сейчас я бы ходила по этому городу с
большим трепетом, чем тогда.
* *
*
С началом моего шашечного пути
связана одна очень лирическая и грустная
история. Из Городского сада я никому не позволяла себя провожать, благо ночи
были светлые. Но один мальчик (П.) шёл за мной без спроса, отставая метров на
двадцать-тридцать. Когда до моего отъезда по распределению оставалось дня три,
я разрешила подойти поближе, и мы минут пять поболтали. Он попросил разрешения
зайти за мной на следующий день и погулять до похода в Горсад. Я сшила себе
очень модную тогда белую капроновую кофточку с маленьким воротничком, мелкими
чёрными пуговицами и рукавом «фонарик». Когда мы шли по улице, как только к нам
приближался пешеход мужского пола, П.
прикрывал меня газетой, хотя под полупрозрачной блузкой было красивое белье.
Дальше рукопожатий наши отношения не пошли - я не позволила. П. дал мне свой
адрес и попросил писать. Я несколько слов отправила проездом в Салехарде, а, когда
доехала до места назначения, где по полгода не было связи, прекратила общение.
Вскоре после того, как я вернулась в Тюмень, встретила П. на главной
улице. Он не поздоровался. Потом прошло еще пять лет, я была уже замужем и
родила дочь. Проходил мужской чемпионат Городского сада по стоклеточным
(международным) шашкам, я была в нём и главным судьёй, и участницей. Машинально
расставляя на столы шашки и часы, проводя жеребьёвку (участников было много,
играли по швейцарской системе с ежедневной жеребьёвкой перед туром), я увидела
молодого человека у входа на веранду, который смотрел, не отрываясь. В голове
застучало: «Это ко мне, это, наверное, П.!» Мой противник не явился, игроки
были опытные, до первого цейтнота у меня-судьи было свободное время, и я
подошла к П. Мы гуляли по саду. П. прижимал к себе и чмокал мою Ирочку, угощал
ее газировкой. Рассказал, что знает всё, вырезает из газет мои стихи, заметки
по шашкам, которые писала я, и которые писали обо мне, знает все мои платья. Я
узнала от него, что он пытался жениться, рассказав невесте обо мне, но жизнь не
сложилась, а сейчас просто необходимо было исповедаться, чтобы попытаться жить снова. И ещё добавил, что изо всех сил
постарается больше не тревожить меня. Я была ошеломлена, но постаралась взять
себя в руки и вернулась к судейству. Муж, который тоже участвовал в
соревнованиях, ничего не заметил, но один из самых близких друзей – Валентин –
спросил с тревогой: «Что случилось?» Когда я рассказала, он был ошеломлён не
менее моего. Самое главное, что я П. тогда, в нашу первую прогулку, ничего не
обещала, я сама любила другого, почти безответно, вернее думала, что
безответно. А тот, в кого я была влюблена, как оказалось, смертельно обиделся,
что я не осталась в Тюмени после медучилища. Мы с П. были в равном положении,
но, видимо, своя беда кажется сильнее. В сердце на всю жизнь осталась светлая
боль.
П.Р.
По белому свету, да по белу
свету
Мне бы встретить тебя
каким-нибудь летом,
Опуститься вкруг тебя, как вкруг
тополя,
Целовать бы руки, обнимать бы
ноги,
За то, что в юности не
благодарила
За любовь твою бескорыстную. Вернуться к оглавлению http://balabanova.ucoz.com/publ/memuary/osennie_razdumja/14
|
