О семье…
Однажды в областном шахматно-шашечном клубе появился довольно
симпатичный молодой человек – Анатолий Балабанов – с удостоверением
перворазрядника по шашкам, который по окончании Новочеркасского
политехнического института приехал по распределению в Тюмень. По специальности
он был инженер-гидрогеолог, а по складу ума – голый математик. Мы включили его в ближайший турнир, а чуть позднее
и в сборную команду области. В апреле 1962 года мы выехали на полуфинал России
в город Прокопьевск Кемеровской области. На обратном пути он сделал мне
предложение, и вскоре я согласилась. 10 июня 1962 года мы зарегистрировались, а
в сентябре 1963 года у нас появилась Ирочка. Мне уже потом рассказали, что
ускорили его решение о женитьбе друзья: «Мы все женаты, а ведь у нас её уведут,
уже не раз подбирались!».
Свадьба была очень скромной, пришли два лучших друга из команды и
подруга. Я приготовила полведра окрошки, пожарила бифштексы и картошку. Танцевали мы во дворе частного дома,
где сняли комнатку. Мама заехала на минутку в инкассаторской машине, с
пистолетом в кобуре, и подарила нам старинную чугунную сковородку и ночную вазу.
Жили мы очень дружно, правда, начинала я нелегко, потому что
болезненно вольнолюбива. Работала на заводском здравпункте на полторы ставки:
обычный приём пациентов плюс надо было
следить за подготовкой подростков к службе в армии. Их было на заводе двести, я
ходила по цехам и проверяла условия их работы, своевременно направляла в
поликлинику на профосмотры. Уставала несказанно. Раза два после работы
поворчала на мужа, а потом сказала себе «стоп» и всю накопившуюся усталость
оставляла за порогом дома. Муж на работе говорил, что его жена лучше всех, и
всем холостякам советовал жениться, потому что, если нет денег, жена всё равно
приготовит обед. Даже в работе я ему несколько раз помогала.
Толя со своими коллегами искал месторождения воды для нужд отдалённых
посёлков и на случай каких-то ЧП. Однажды такое чрезвычайное происшествие случилось в Тюмени, и нам по графику подавали
в квартиры голубовато-хрустальную артезианскую воду. Иногда муж приходил с
работы с загадочным видом и говорил: «Галчонок! Ты у меня умная женщина!» Это
означало, что будет какая-то просьба. Одна из просьб заключалась в следующем: нужно была придумать
способ консервации скважин, которые бурили для использования в чрезвычайных
ситуациях. Проезжающие водители сбивали задвижки, бросали в трубу камушки,
чтобы вода поднималась и можно было её набрать, а скважина после этого выходила
из строя. К утру моё рацпредложение было готово. Я уже работала в
геологической лаборатории, и сотрудницы через своих мужей узнали о моём
«изобретении» и допытывались, правда ли это.
Дочку муж заметил только в
первом классе, когда шутки ради научил её пользоваться круглой логарифмической
линейкой и удивился, что Ира всё быстро схватила и по его заданиям считала
логарифмы (ещё не понимая, что это такое). Ни до, ни после я таких линеек не
видела.
Анатолия на работе очень ценили, он один из первых получил орден: его
методом подсчёта запасов воды ещё долго пользовались в Тюмени. Он раньше меня
выполнил норму кандидата в мастера спорта по шашкам, а из недавно присланной
мне книги Александра Саранчина «История шашек Тюмени» я узнала, что Толя быстрее других набрал
первый мастерский балл (но звание мастера получить не успел).
Анатолий был весёлым и добрым человеком, компанейским и… совершенно
непрактичным.. К вещам он относился совершенно анекдотично, если бы это не было в
те нелёгкие времена так грустно Однажды мы купили ему первые в жизни дорогие импортные туфли, он ушёл
в них на работу, вернулся часов в девять вечера, а на ногах - белые опорки, хотя первоначальный цвет туфель
был тёмно-коричневым. На мой вопросительный взгляд муж ответил: «Ой, Галчонок,
я совсем забыл, что в новой обуви!» Оказалось, что, возвращаясь домой, он
увидел, что в нашем дворе мужчины играют в футбол, и не смог пройти мимо… В
другой раз в подобной ситуации повесил на сучок новый пиджак с зарплатой и
документами… А потом еще на спор прыгал через изгородь и вдребезги разбил часы…
Перед поездкой в декретный отпуск (я решила рожать в Краснодарском крае у
свекрови) привела в порядок его пальто, не новое, но из добротного бобрика. Когда Толя приехал за мной и
дочкой в каком-то чужом обдергае, я
очень удивилась. Оказалось, что бобриковое пальто каким-то образом зацементировалось на буровой. И так до
бесконечности.
Многие его анекдотические случаи были связаны с рюмкой. Ещё до свадьбы он однажды пришёл на соревнования, которые я
судила, выпивши. Я не допустила его до игры, предупредив, что сниму с
чемпионата, если это повторится. Больше он дисциплину не нарушал. Перед женитьбой он напомнил мне о том случае,
когда пришёл выпивши на игру, заверив, что это случайность. Некоторое время,
действительно, всё было нормально, но мягкий характер, постоянные весёлые
компании в поле (так называли геологоразведочные
экспедиции) привели к тому, что он всё чаще стал возвращаться с работы без
зарплаты, но с ветками сирени (пил с друзьями на кладбище в центре города). В дверь сначала
просовывалась рука с букетом, а потом вваливался и падал без чувств он сам. А выпивка часто приводит и к другим
последствиям, которые не каждая женщина может простить. Когда я после его очередного
пьяного загула вновь попала в реанимацию с обострением своих болезней, и врачи
только разводили руками, не зная, как вытаскивать меня с того света, то
пообещала себе, что разведусь, если выживу в этот раз. Выжила ради дочери и подала на развод.
Мы прожили с мужем одиннадцать с половиной лет, как и моя
мама. Толя через год женился и уехал из Тюмени. У них родились сын и дочка.
Когда сын уже заканчивал школу, Анатолий умер, пролежав несколько лет
парализованным, от рассеянного склероза (это страшная болезнь, хотя её название
звучит как-то легкомысленно), а через год от рака скончалась и его жена. Сын
поступил в институт, а дочку забрала к себе её тётя.
Я после развода замуж второй раз не вышла, растила дочку
одна. Иришку я никогда специально не воспитывала, только своим примером. Когда
она была совсем маленькой, то очень жалела
рано будить, чтобы отводить в садик. Поднимала в последний момент,
одевала, умывала, давала стакан сока и несла в садик на руках, чтобы не
заставлять ребёнка бежать рысью за мамой. К счастью, ясли были во дворе. Дочка мечтательно смотрела на
снежинки и говорила: «Зимок летит». Потом я бежала на работу и влетала ровно в
восемь, с посиневшими губами. На проходной был контроль, и мне самой на себя
пришлось бы рисовать карикатуру в стенгазету. Назавтра всё повторялось, хотя я
давала себе слово будить дочь пораньше. Помню, как одна моя знакомая, утром
минут по сорок красилась у зеркала, а потом всегда модную и не по погоде одетую
дочь тащила за руку и орала, что та не успевает за матерью.
Многие бабушки говорят, что любят внуков больше, чем детей. А
я не могу представить, что в моей душе может быть более сильное чувство, чем
любовь к дочери. Когда у меня появились
две внучки, я стала считать, что у меня просто три дочери и главная среди них –
Ирина.
Я очень тяжело рожала, да и рожать-то мне категорически
запрещали врачи, поэтому я не могла надышаться на свою донечку. В Тюмени в тот
момент, когда подходил мой срок рожать, я узнала о нескольких случаях смерти
сердечниц во время родов и запаниковала. Что-то мне подсказало, что надо
уезжать. Смешно, конечно, что из областного города я поехала в райцентр
Краснодарского края к свекрови, но это меня, видимо, и спасло. Надо сказать, что в крае живёт удивительная смесь
кубанских и донских казаков, украинцев и выходцев с Кавказа.
Родила я в воскресенье, и только по этим дням роды принимала
районная акушерка Лидия Михайловна, которая любого врача заткнёт за пояс. Я
теряла сознание и только иногда слышала её голос: «Сволочи, вы что - не ели
сегодня? Дайте женщине родить!» Были подняты все врачи, инъекции делали в руки,
ноги, живот. Очнулась я с кислородной подушкой. В следующее воскресенье эта же
акушерка посмотрела на мою посиневшую грудь и спросила: «Давишь?». Я ответила,
что давлю, так как все говорят, что надо давить. Лидия Михайловна вколола в
грудь по огромному шприцу антибиотиков и приказала пить не больше полстакана
жидкости в сутки. На утро синева прошла, и молоко потекло без всяких усилий.
Тогда мне разрешили стакан жидкости в день.
Дочь я очень оберегала. Во время зимних эпидемий прикрепляла
на входной двери записку, что в квартире грипп, и не пускала посторонних. В те
годы, чтобы спасти детей от гриппа, садики объявляли карантин и переходили на
круглосуточную работу. Когда дочка пошла в школу, я устроилась на неполный
рабочий день. Потеряла в зарплате наполовину, но на домашнем хозяйстве это
почти не сказалось, потому что времени было больше, и на питание уходило меньше
денег. Из двухсот пятидесяти граммов мяса я варила бульон, который потом
заправляла овощами и крупами, а мясо доставала, прокручивала, добавляла
отварной рис и фаршировала блинчики.
Помогать дочке в учёбе нужды не было, она прекрасно
справлялась сама. Во-первых, сказались гены отца-математика. Да и я тоже,
надеюсь, внесла свою лепту. Когда Ире было года два, я, накрывая на стол,
ненавязчиво говорила: «Папина вилка и твоя вилка – будет две, папину вилочку
убрать, останется одна, а твою вилку убрать - будет ноль. Ира не сразу
запомнила слово «ноль» и говорила: «Мою вилку убрать – будет пудель». Когда в
доме оставалось последнее яблоко, я всегда резала на три доли, образно
рассказывая о целом числе и его частях. Я рано начала водить дочку в театры и
на выставки. Ездили мы и в музей декабристов в город Ялуторовск, недалеко от
Тюмени.
Хочется обратиться к семьям, которые ждут ребёнка. Дело не в
престижной коляске и дорогой одежде. Во все времена родственники и знакомые передавали друг другу
детские вещи, так как малыши не успевали их износить. В этом нет ничего
постыдного, если вещи чистые и опрятные. А вот пользоваться старой разнобойной посудой не надо. Ребёнок
должен расти в красоте. А ещё не надо вымещать на ребенке своё раздражение,
свою усталость. Отдавайте ему всё тепло, не сердитесь на него, даже, если он
совершил что-то, на ваш взгляд, ужасное. Если ребёнка в детстве дважды предали,
можно ли рассчитывать, что он вырастет хорошим человеком. Бывают, конечно,
исключения…
Однажды, когда дочери было около трёх лет, я к какому-то
празднику всю ночь оформляла стенгазету на двух листах ватмана. Утром я подняла
дочь и мужа к завтраку. Муж умывался, а я была на кухне. Вдруг меня что-то
насторожило, и я вернулась в комнату. Ириша стояла на стуле и разливала по
газете тушь. У меня внутри всё оборвалось, я механически сняла дочь со стула,
закрыла тушь и, схватив пальто, полураздетая выскочила на мороз. Минут через
десять вернулась, собрала дочку, взяла газету, занесла Иру в садик. На работе
всё рассказала и развернула ватман. Все остолбенели, но, оказывается, не
оттого, что газета испорчена, а оттого, что я не наказала дочь. Вдруг кто-то
тихо сказал: «А ведь я убила бы!» И все закивали. Конечно, слово «убила» было
преувеличением, но уж побили бы ребёнка в такой ситуации многие. Позднее, когда
меня попросили рассказать на родительском собрании в десятом классе о
воспитании, и я вспомнила этот случай, у некоторых родителей тоже был шок. А
газету мы в тот день с коллегами дружно исправили: писали, клеили, и где-то
через час она заняла своё место.
Наблюдая за некоторыми молодожёнами, удивляюсь, что они
постоянно оставляют детей с разными родственниками и ездят на пикники и
свадьбы. Мы с мужем только по очереди ходили в кино и то только на лучшие
фильмы по совету друга, умницы-философа.
Шашечный столик у нас в доме не пустовал: то мы с мужем
разбирали партии, то кто-то из команды приходил посоветоваться. Друзья-шашисты
были все людьми интересными и начитанными, с ними было интересно и нам, и
дочери. Брала я постоянно Иру в шахматный клуб и в парк, когда играла или
судила соревнования. Когда она подросла, возила с собой на чемпионаты в Ишим,
Омск, Пятигорск, Ригу… Но, видимо, перекормили мы дочь шашками, так как она
категорически отказалась заниматься ими всерьёз. Правда, сейчас об этом немного
жалеет. А ещё жалеет о брошенной на втором году обучения музыкальной школе. А я
не могла силой заставить её заниматься тем, что было ей в тягость, и я не
считаю, что была неправа, когда предоставляла дочери право выбора…
Иногда включаю умные передачи о воспитании и понимаю, что их
смотрит кучка не менее умных людей, которые и так всё знают. А как достучаться
до тех, кому это нужно слушать?! Раньше у нас не было большого выбора, что
именно смотреть по телевизору и слушать по радио. И мы смотрели хорошие советские фильмы,
слушали концерты классической музыки и добротную эстраду. Сейчас больно видеть,
когда пропагандируется минутная слава с
сомнительными плясками и кувырканиями, а познавательные программы смотрят
далеко не все. А в журналах демонстрируют особняки так называемых «звёзд», а не
внутреннюю работу умных и образованных людей
в поисках себя и воспитания духовной самодостаточности.
Добро и зло в природе рядом ходят,
Им друг без друга не существовать.
Христос рукою дьявола выводит
Возмездие кому-нибудь опять.
И даже человек, идущий к совершенству
Аскезой, выучкой, стремлением души,
Святую тишину считающий блаженством,
Столкнувшись с суетой, невольно согрешит.
Работники детских библиотек и учителя бьются над
привитием школьникам любви к книге, это хорошо, но биться надо родителям с
самого рождения ребёнка. Читать ему стихи и сказки с момента появления на свет
(или даже до появления). Читать вместе с ним, когда он подрастёт. Читать и самим
тоже - свои, взрослые книги.
Ирина рано начала увлекаться художественной и познавательной
литературой, а в восемь лет написала
свое первое стихотворение к дню моего рождения:
Тридцать две лошадки бежали по дороге,
Тридцать две сестрицы стояли на пороге,
Тридцать две ступеньки на второй этаж,
Тридцать две машины ехали в гараж,
Размотала кошка тридцать два клубка,
А тебе сегодня тридцать два годка.
Воспитывая дочь, я не забывала и старую традицию – петь
ребёнку песни. Помню в хоре (а раньше на каждом предприятии был хор) разучивали
милую польскую песенку про злато колечко.
И дочка, когда была маленькой, засыпая, всё время просила: «Пой злато колечко!»
Когда мы с Иришей впервые услышали песенку про лягушку, которая съела
кузнечика, дочка разревелась, и пришлось сочинять куплет, в котором лягушка
раздумала и выплюнула кузнечика. По лицу Иринки разлилось счастье.
Пела я песни и внучкам. Старшая - перед сном, стоя в
кроватке, долго жестикулировала и что-то неразборчиво рассказывала с таким
выражением, как будто читает «Евгения Онегина» (кстати, моя дочь часто читала
по вечерам наизусть детям отрывки из первой главы, начиная с самого рождения
дочек). Закончив декламацию, Женя ложилась и просила петь. Я пела на свой импровизированный
мотив стихи Агнии Барто, четверостишия из азбуки на каждую букву алфавита.
Азбуку мы с дочкой сочинили сами. И, конечно, не обходилось без романсов и
песен. Младшая внучка очень полюбила одну из них. Я пела её раз по пятнадцать
за вечер и, когда обессиленная умолкала, Сашуля открывала глаза и шептала: «Пой
- будем дузить!» Это так внучка
называла «Случайный вальс», где есть слова: «Будем дружить, петь и кружить…»
Сейчас, когда я напеваю эту песню, дочь останавливает меня, боясь расплакаться.
Однажды Женя, когда ей было года четыре, сказала, что сегодня
сама будет укладывать полугодовалую сестру спать. Я что-то делала за шкафом
(комнату в общежитии театрального института, где училась дочка, мы
перегородили на две части) и вдруг
услышала: «Спи, Сашенька, я тебе песенку спою:
Ты природа,
Я природа,
Мы с тобой голубья!»
Я едва удержалась сначала от смеха, потом от слёз умиления.
Ещё я удивляюсь бабушкам, которые вопреки просьбам родителей
ребенка, суют внукам мармелад с неизвестными эссенциями и шоколад, который
является сильным аллергеном, и детям до трёх лет его давать нежелательно. У
младшей внучки была сильная аллергия на сахар и, пока мы не поняли, в чём дело,
она уже успела несколько раз переболеть астматическим бронхитом (аллергия
страшна тем, что может перерасти в астму или экзему, если не исключить причину,
её вызывающую). Врачи лечили
полугодовалую Сашу антибиотиками от бронхита, пока кто-то не посоветовал
просеивать через сито сухие советские молочные смеси, чтобы отделить крупинки
сахара. И внучке сразу стало лучше. Пришлось переводить на её более дорогие и
дефицитные импортные смеси, которые не содержали сахар. К счастью, мы жили
тогда в Ленинграде, и такие смеси можно было найти, правда, побегав по городу.
С тех пор Саша была на строгой диете, исключающей любые сладости, за
исключением натуральных сахаров, содержащихся в овощах и фруктах.
Однажды я с внучкой приехала к сватам в
Киров. Как-то сват мне сказал: «Ну, что ты держишь её на руках, посади на диван
и ешь спокойно». Я усадила Сашулю и
пошла к своему стулу. Пока я была спиной к дивану, дед быстро зачерпнул чайную
ложку сахара с горкой и засунул в рот девочке. Вскоре она начала задыхаться и
синеть. У меня, к счастью, было с собой лекарство, и я смогла помочь внучке, не
вызывая скорую. Как я не пристукнула тогда свата, сама удивляюсь! Оказывается,
он думал, что мы в своём Питере дурью маемся, и долго потом просил
прощения. Саша даже маленькая никогда не просила конфетку, а, когда кто-то
пытался её угостить, говорила: «Сашеньке нельзя!» Диета была жёсткая, и мы с
дочкой ни разу не подвели друг друга. К счастью со временем появились конфеты и
шоколадки с заменителями сахара, и Саша уже теперь знает, что такое сладкое. Сейчас мои внучки выросли и живут далеко от нас. Но, надеюсь, все наши
усилия не пропали даром.
* * *
Страх перед гневом
родителей, перед Богом,
перед учителями,
пред всею жизнью.
Сколько же фантазии
детям надо, чтобы
стать эдельвейсами
среди болотной жижи?!
|